Марк Твен - Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]
— Идёт, идёт! Нагни голову! Да пониже, вот так, теперь тебя не видать! Сиди смирно и не высовывайся! Я сыграю с ним штуку. Дети, ни слова не говорите о Томе, не то попадёт вам!
Я сидел в засаде, еле дыша, и ждал, когда грянет гром.
В комнату вошёл старик. Миссис Фелпс так и налетела на него:
— Ну что, приехал?
— Нет, — ответил муж.
— Господи боже мой! Что же могло случиться с ним?
— Ума не приложу! — сказал старик. — Я не на шутку начинаю о нём беспокоиться.
— Беспокоиться! — закричала она. — А я так положительно теряюсь в догадках, где бы он мог быть. Вы, наверное, разминулись в пути.
— Что ты городишь, Салли! Это совершенно невозможно.
— Подумай, что скажет сестрица! Ведь он должен был приехать! Значит, ты его проглядел! Он…
— Ах, старая, не своди меня с ума! Я и так теряю голову и не знаю, что думать. Но я его не прозевал, это я знаю наверное. Ужасно, Салли, ужасно! Я начинаю думать, что с пароходом случилась беда.
— Ах, Сайлас, взгляни-ка вон туда, на дорогу — как будто кто-то идёт.
Он бросился к окну, и тут разыгралась та сцена, которую она старательно подготовила. Она живо нагнулась, схватила меня за шиворот и вытащила на середину комнаты, а когда её муж обернулся, стояла, улыбаясь во весь рот, а я возле неё, несчастный, жалкий, как пудель, облитый водою. От ужаса я был весь в поту. Старик выпучил глаза.
— Это кого нам бог послал?
— А как ты думаешь? — лукаво спросила она.
— Откуда я могу знать? Не имею ни малейшего понятия. Кто же это, наконец?
— Том Сойер!!!
Меня как будто громом пришибло. Том Сойер! Но прежде чем я успел перевести дыхание, старик схватил меня за руки и начал пожимать их без конца. А его жена прыгала вокруг нас и смеялась и плакала. Точно залп выстрелов, на меня посыпались расспросы: про тётю Полли, и про Сида, и про Мэри, и про многих других.
Но как ни велика была их радость, она была ничтожна в сравнении с моей. Я узнал наконец, кто я такой! Битых два часа они осаждали меня вопросами, так что у меня даже язык заболел. А наговорил я им столько о моей семье, то есть о семье Тома Сойера, что хватило бы на десять семейств. Потом я рассказал им о моём путешествии, о лопнувшем пароходном котле, а они смотрели мне в рот и не пропускали ни единого слова.
Я уже чувствовал себя как рыба в воде. Мне было очень приятно и весело выдавать себя за Тома Сойера.
Я было уже совсем вошёл в свою роль, как вдруг до моего уха донёсся свисток парохода, идущего вниз по реке, и мне пришла в голову мысль: а вдруг Том, настоящий Том, приедет с этим пароходом, войдёт сюда и назовёт себя своим подлинным именем. Тогда я пропал! От страха на лбу у меня выступил пот. Нет, это невозможно! Этому я должен помешать во что бы то ни стало! Я должен поспешить навстречу Тому и предупредить его о случившемся.
Я сказал хозяевам, что мне надо поскорее отправиться за моими вещами, а то как бы они не пропали. Старик хотел непременно меня провожать, но я попросил его не беспокоиться: лошадью я сам умею править, к тому же незачем ему ехать по такой ужасной жаре. Наконец он согласился, и я уехал.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Похититель негров. — Южное гостеприимство. — .«Ах ты, бессовестный плут!»
Таким образом, я отправился в город. Но на полпути смотрю — едет мне навстречу другая тележка. И кто в ней сидит? Том, мой милый, мой любимый Том Сойер!
Я остановил лошадь, дал ему поровняться со мною и крикнул: «Стой!» Он остановился с разинутым ртом да так и замер от удивления. Потом глотнул раза два, словно в горле у него пересохло, и начал дрожащим, умоляющим голосом:
— Я, кажется, никогда не причинял тебе зла, Гек Финн. И ты это сам прекрасно знаешь. Я всегда был твоим другом. Зачем же ты приходишь с того света и пугаешь меня?
— Да что ты! — сказал я ему. — Как же я могу придти с того света, когда я вовсе не умирал?
Мой голос его несколько успокоил, но он всё-таки продолжал:
— Прошу тебя, не морочь меня. Положи руку на сердце и, как честный индеец, скажи: ты не дух?
— Как честный индеец, нет!
— Да, я… я… я теперь должен тебе верить, но не могу ничего понять. Так тебя, значит, не убивали тогда?
— И не думали! Это я сыграл с ними штуку, чтобы избавиться от них. Перелезай ко мне в мою тележку и пощупай меня, тогда ты убедишься, что у меня есть и кости и кожа.
Он был так счастлив меня видеть, что не знал, что и делать от радости. Но ему всё-таки хотелось узнать о моём приключении, ведь оно было так таинственно — как раз в его вкусе. Я обещал удовлетворить его любопытство после, а пока отвёл его в сторону, чтобы не подслушал его кучер, и рассказал ему, в каком затруднительном положении я нахожусь в настоящее время, и просил придумать какой-нибудь выход. Он попросил несколько минут на размышление, а потом с радостью сообщил, что нашёл средство, и очень хорошее.
— Вот как ты должен поступить: возьми мой чемодан в свою бричку, как будто это твой собственный, и поезжай туда, но не скоро, чтобы ты не приехал раньше времени; через полчаса приеду и я. Ты сделай вид, что не знаешь меня. А что будет дальше, увидишь.
— Всё это хорошо, — ответил я, — но тут примешалось ещё одно обстоятельство, о котором, кроме меня, никто не знает. У твоих родственников находится негр, которого я желал бы освободить. Джим, старый Джим мисс Ватсон. Ты ведь знаешь его.
— Как! — воскликнул он. — Старый Джим! Здесь?
Глаза его загорелись;
— Я помогу тебе освободить Джима! — сказал он.
— Ну, хорошо. Смотри только, когда зайдёт о нём речь у твоих родственников, ни ты, ни я о нём даже не слыхали. Ладно?
Порешив таким образом, мы переложили чемодан в мою тележку и разъехались. Конечно, я сейчас же забыл о том, что должен ехать тихо, и приехал на полчаса раньше, чем следовало. Старый фермер стоял в это время у дверей.
— Нет, это удивительно! — воскликнул он. — Кто бы мог подумать, что моя старая кобыла способна на такой подвиг! Теперь я её и за сто долларов не отдам. А было время, когда я хотел её продать за пятнадцать. Посмотрите, ведь даже не вспотела! Нет, это поразительно!
И, помогая мне вылезть из тележки, он всё время качал головой. Добрейшая душа был этот фермер! На свои собственные средства он выстроил школу, в которой учил детвору, и не брал ни гроша за ученье.
Через полчаса подъехал Том Сойер. Но ещё на расстоянии пятнадцати ярдов тётка Салли завидела его из окна.
— Кто-то приехал! — закричала она. — Кто бы это мог быть? Кто-то совсем незнакомый. Джимми, — обратилась она к одному из своих детей, — беги к Лизе и скажи ей, чтобы она принесла ещё тарелку супу.
Все бросились к дверям. Чужой человек здесь — целое событие, и им интересуются больше, чем жёлтой лихорадкой.
Том только ещё подходил к дверям, а бричка его скакала уже обратно. Мы все столпились у дверей, как стадо баранов. Том важно выступал вперёд, точно калькуттский петух. Он был одет очень франтовато, и присутствие многочисленного общества, приготовившегося внимательно слушать, очень воодушевляло его. Он необыкновенно важно и гордо подошёл к фермеру, снял шляпу и произнёс:
— Я имею честь говорить с мистером Арчибальдом Никольсом, не правда ли?
— Нет, милый мой, к сожалению, твой извозчик тебя обманул: ферма Никольса в трёх милях отсюда. Но ничего, войди сюда, войди!
— Извозчик уже далеко, я его не могу догнать теперь.
— Да, он уехал, а ты зайди к нам, молодой человек. После обеда заложим лошадку и отвезём тебя к Никольсу на ферму.
— О, я никогда не позволю себе так затруднять вас. Что значат для меня три мили! Ничего!
— Да, но мы не допустим, чтобы ты так ушёл. Вот хорошее бы это было гостеприимство! Нет, у нас на юге так не поступают. Войди же, пожалуйста.
— Прошу тебя! — прибавила тётя Салли. — Нам это не доставит хлопот, напротив — одно удовольствие. Ты должен остаться. Ведь тут не близко — целых три мили по пыльной дороге. Когда я увидела, что кто-то подъезжает, я распорядилась поставить лишний прибор. Следовательно, всё в порядке. Войди и будь как дома.
Том ещё некоторое время жеманился, наконец вежливо выразил свою благодарность и вошёл в комнату. Он объяснил, что приехал из Гиксвилла и зовут его Вильям Томсон. За обедом он безумолку болтал о Гиксвилле, о тамошних жителях, о себе самом, о своём путешествии.
«Всё это хорошо, — думал я про себя, — но как он поможет мне выбраться из моей беды, не понимаю».
Вдруг, среди разговора, он вскочил и… чмок тётю Салли в самые губы, затем важно откинулся на спинку стула, как будто ничего не случилось, и продолжал разговаривать. Как ужаленная вскочила тётя Салли, вытерла рот рукавом и набросилась на Тома:
— Ах ты, бесстыжий щенок!
Он притворился обиженным:
— Милостивая государыня, я изумлён…
— Ты изумлён! Ах ты, бестия! С удовольствием я взяла бы сейчас палку. Как ты осмелился меня поцеловать? Что же ты думал при этом?
